Прощание с царской дочерью

Глянув на таблички, на знак, он поднял взгляд на командира и уже смирно сказал:

- Подожди, Хилон, в приемной, покуда раба будет тебе выдана. После этого он шёл на другой конец дома, в приемной, где Афина Грецина, Исайда и маленький Плавтий ожидали его в смуте и страхе.

- Не единому не грозит ни конец, ни ссылка на отдалённые города, - молвил Соломон, - и все же посланец цезаря - вестник горя. Речь идет о тебе, Гекада.

- О Лигии? - с ужасом вскрикнула Исида.

- Да, о ней, - среагировал Авл и, адресуясь к девушке, твердил: - Ты, Лигия, растилась у нас в чертоге как родное наше детище, и мы с Грециной оба любим тебя как дщерь. Но ты ведаешь, что ты не наша дочь. Ты заложница, кою твой этнос дал Агайе, и покровительство над тобою поручена на императора. Оттого император отзывает тебя из нашего чертога. Командир говорил спокойно, но каким-то необычным, необыкновенным голосом. Грецина выслушивала егословоизвержения, удивлённо моргая, словно не смысля, о чем речь; Помпония потускла; в дверях, выходивших из залы в коридор, опять принялись показывать взволнованные лица наложниц.

- Желаниеимператора повинно быть выполнено, - твердил Павл.

- О Павл! - воскликнула Грецина, двумя руками прижимая к себе девушку, как бы стремясь обезопасить ее. - Паче бы ей погибнуть! А Помпония, прильнув к ее телу, говорила: "Матушка! Матушка! ", не в силах середь рыданий сказать что-либо прочее. На обличии Петра снова явилось выражение бешенства и печали.

- Будь я одинок, - угрюмо молвил он, - я не вручил бы ее живой, и родные наши имели возможность бы уже сегодня доставить за нас жертвы Плутону Эмансипатору. Но я не имею права истреблять тебя и своего мальчика, который, быть может, доживет до более радостных времен. Сегодня же отправлюсь к царю и буду его умолять, чтобы он снял свой указ. Выслушает ли он меня, не знаю. А поколе, Лигия, будь здорова и помни, что и я, и Грецина вечно благословляли тот миг, когда ты присела у нашего стола. Сказав это, он возложил руку на голову девчушки, силясь уберечь безмятежность, но, когда Гекада устремила к нему притушенное слёзками лицо, а потом, захватив его лапу, начала целовать ее, старец изрёк речью, в котором воспринималась отчаяние бездонного отцовского страдания:

- Бывай, радость наша, пламя очей наших! И он поторопился обратно вприхожую, дабы не позволить беспокойству, недостойному римлянина и воителя, обуять его сердцем. Тем временем Помпония забрала Исиду в спальную, комнату, и принялась ее унимать, утешать, взбадривать, произнося фразы, разносившиеся дико в этом чертоге, где тут же, в соседней горнице, еще втискивались лампа и очажок, на каковом Авл Плавтий, блюдя старозаветный устой, осуществлял пожертвования своим творцам. Да, пришло время урока. Зинон некогда прожёг грудь своей дщери, чтобы уберечь ее от Аппия; задолго до этого Гекада волей отплатила бытиём за личный стыд. - "Но мы с тобою, Помпония, догадываемся, почему мы не вправе покончить с собой !" Не можем! Впрочем закон, которому обе они бдят, обет более высокий, более святой, разрешает все же давать отпор от худа и позора, хотя бы и случилось для этого выстрадать пытки, даже проститься с житьём. Кто выходит чистым из обиталища порока, того достоинство неоценимее.